Глубокое погружение
(Фрагмент романа «Белый танец под музыку боли»)
…Она сидит напротив него за столиком в кафе в Омске. Разговор ни о чем — вернее, она старается слушать и даже понимать, что он говорит, однако получается не очень. Потому что, как всегда, когда они оказываются вместе — и не важно, что происходит это довольно часто в последнее время — ее начинает переполнять желание, стремительно нарастающее, становящееся настолько мощным, что это почти больно. Сложно стараться держать себя в руках — и одновременно поддерживать словесное общение. Она смотрит ему в лицо, почти не мигая, а в голове лавиной проносятся образы того, что происходит между ними наедине (и не только наедине).
Она вспоминает, как выглядит его тело, сейчас, разумеется, скрытое одеждой.
Каждый шрам и след от ожога. Те места, в которое с особым сладострастием впиваются иглы.
Оба знают и то, как он одет сейчас. Этого никому не заметно под длинным свитером, но мало того, что на нем нет нижнего белья, так еще и его джинсы представляют собой лишь видимость таковых. Вместо ширинки — широкая прорезь, так что его член полностью обнажен, если не считать кольца, туго сжимающего мошонку, и шнурка, которым член перевязан у основания, не слишком туго, но достаточно до того, чтобы эрекция не спадала.
Та же история — сзади. Его ягодицы почти ничем не прикрыты, ткань джинсов на этих местах также вырезана.
Она представляет себе его ощущения. У него пониже спины кожа очень чувствительная, следы на ней остаются даже от легкой порки, а от более жесткой долго не заживают. Сейчас, когда к этой части его тела прикасается колючая шерсть свитера, он наверняка постоянно ощущает дискомфорт. Хотя и старается сидеть спокойно и не ерзать. Это непросто ему дается, учитывая, что накануне он получил по заднице около тридцати ударов плетью, оставившей немало кровавых полос. Так что сидеть ему не комфортно, однако менять положение тела — еще хуже.
Думая об этом, она заводится до предела. Ей мучительно хочется раздеть его, прикоснуться кончиками пальцев к этим следам, сжать в ладони набухший член и ощутить его горячую пульсирующую силу.
А еще больше — взять своего раба сзади.
Причем, одно другому не мешает. Ничуть. Мешает исключительно дислокация. Вокруг люди. Если она осуществит то, чего так жаждет, ничем хорошим это не кончится. Однако терпеть больше нет сил.
Она закусывает нижнюю губу. Накрывает руку раба своей.
— Я сейчас встану и выйду, — тихо говорит она. — Следуй за мной. Ничего не бойся.
И, действительно, встает и двигается в сторону туалетов, не оборачиваясь. Она знает, что он не посмеет ослушаться. Заходит в женский. Он почти тут же проскальзывает туда же, и она почти заталкивает его в свободную кабинку и поворачивает задвижку.
— Тихо, милый, — шепчет она, разворачивая раба спиной к себе и чуть подталкивая так, чтобы он, нависнув над унитазом, уперся ладонями в стену. — Нагнись, — она задирает ему свитер и раздвигает узкие поджарые ягодицы, проводит пальцем по ложбинке между ними, гладит анус. Ненадолго останавливается, чтобы достать из кармана небольшой пузырек с отличной силиконовой смазкой, выжимает на ладонь и тыльную сторону кисти — совсем немного, но больше и не требуется: она отлично знает, что этого небольшого количества вполне хватит, силикон не подведет. Прикрывает глаза и пытается выровнять сбивающееся от возбуждения дыхание.
— Расслабься, — она продолжает ласкать его, однако чувствует, что раб слишком смущен такой экстремальной ситуацией, его сфинктеры все еще сжаты, и от того, что он старается, но не может выполнить ее приказ, ее желание, у него еще хуже получается впустить ее внутрь себя. — Возьми это, — она дает ему пузырек с попперсом, их особый пузырек с изображением бензоколонки.
Раб с благодарностью принимает эту помощь. Не оборачиваясь, он подносит пузырек к носу и глубоко вдыхает, затем задерживает дыхание и на несколько мгновений прикрывает глаза, прислушиваясь к тому, как всякое напряжение покидает его.
Теперь всё хорошо. Ее пальцы проникают внутрь его тела, один за другим, два, три, четыре… совсем небольшое усилие, и вот уже вся кисть — внутри него.
Свободной рукой обхватив его за талию, она равномерными решительными толчками пробивается глубже и глубже, выше, до тех пор, пока рука не оказывается в нем до локтя. Обоим кажется, что она вот-вот достанет до самого сердца, бьющегося так бешено, что едва не выламывает ребра.
Пальцы свободной руки делают то, чего ей так хотелось там, за столиком, — обхватывают и сжимают его член, размеры и поразительная гордая красота которого никогда не перестают ее восхищать.
Раб начинает содрогаться всем телом, еле сдерживая стоны. Она имеет его — решительно, быстро, «навылет», извлекая сжатую в кулак кисть целиком и проталкивая обратно, одновременно мастурбируя его напряженный пульсирующий орган, прижимаясь к его спине так плотно, что теперь два сердца бьются, как одно.
— Кончай, милый, кончай, кончай, — жарко шепчет она, — давай же…
Мощная струя семени бьет ей в ладонь; его сфинктер сжимается, стискивая ее запястье; она кончает тоже, одновременно с ним, и несколько секунд после этого они оба стоят на подкашивающихся ногах, стараясь прийти в себя. Лишь после этого она, наконец, полностью извлекает руку, быстро, но без суеты, вытирает салфетками его, себя…
Весь процесс занимает у них от силы три минуты, но какие это минуты!..
Они возвращаются за столик и сидят еще какое-то время, без слов сжимая руки друг друга, еще не в силах полностью разъединиться после такого полного слияния.
Потом одновременно поднимаются и уходят, по-прежнему держась за руки.
Девушка за соседним столиком провожает их глазами до тех пор, пока два силуэта не растворяются полностью в ранней темноте поздней осени, и сдержанно вздыхает. Узкая рука девушки с ярко-алыми ногтями обхватывает запястье ее спутника.
— Следуй за мной, — шепчет девушка, вставая и кивком приглашая его за собой…